Трагедия, разыгравшаяся 18 (30) мая 1896 года на Ходынском поле в Москве в день коронации государя императора Николая II, навсегда останется в числе величайших в российской истории. Она стала одним из тех роковых звеньев в цепочке событий, сильно повлиявших на психологию последнего русского царя и заставивших его впасть в мистицизм, начисто лишивший монарха политической воли и дальновидности.

Подготовка

К торжествам по поводу коронации Николая II готовились заранее. На Ходынском поле понастроили красивых павильонов, иллюминировали все, что было возможно. Даже выписали моряков, чтобы приделать электрические лампочки на орле Спасской башни, и не забыли построить трибуны для депутаций на пути выезда царя. Но, что весьма странно, не закрыли колодцы и не разровняли ров, вдоль которого стояли павильоны, где планировалось раздавать царские подарки. Между постройками оставались проходы для двух человек, От павильонов до изрытого ямами рва шириной в 70-80 шагов было шагов 25-26. Посреди рва находилось еще и два колодца, заделанных полусгнившими досками. Всего же на поле красовалось 20 больших павильонов и 150 маленьких ларьков, из которых должны были раздавать кружки с портретом нового государя и потчевать народ водкой, пивом, колбасами и сладостями. Некий господин предупреждал члена городской управы Белова и думского архитектора, чтобы те распорядились хотя бы засыпать колодцы. Но они не обратили на этот факт ни малейшего внимания.

Через газеты народу было велено собираться со стороны Тверской. Позже люди говорили: "Если бы нам сказали от Ваганьковского, мы оттуда бы пошли, нам все равно, там этих ям нет, и там, во время раздачи, было просторно”. Кроме того, раздача подарков должна была начаться в 9 или 10 часов утра, но народ стал собираться заранее, еще с 2 часов ночи. Поэтому подарки стали выдавать уже между 3 и 4 часами, и в скором времени на поле уже насчитывалось 500 тысяч человек. Едва распространился слух, что буфетчики раздают подарки "своим” и на всех не хватит, толпа бросилась к заветным павильонам, и многие попадали в ямы и колодцы. Из одного из них позже извлекли 28 трупов.

Подъем из рва к павильонам барачного типа, по замечанию одного из известнейших журналистов и книгоиздателей того времени А.С. Суворина, был крутым, точно крепость, да и сами павильоны представляли собой крепость, которую надо брать. Люди, благополучно перешедшие через ров, столпились около павильонов, представлявших для толпы своего рода частокол воронок. В спрессованной людской массе среди этого частокола многих сразу же охватило отчаяние. Раздавались крики: "Караул! Спасите!” Сотни казаков, расставленных с обратной стороны павильонов, пропускали сначала лишь тех, кто уже не хотел ничего брать и лишь молил, чтобы выпустили из этой ужасающей сутолоки. Некоторые люди перелезали через ограду, которая отделяла одну часть павильонов от другой, и там тоже начиналась давка. В проходах между павильонами грудами лежали мертвые.

Очевидцы свидетельствуют

Некий квасной торговец из Петербурга рассказывал: "Я взобрался сюда, к баракам. Начали давить, Я упал навзничь в ров и скатился в яму. Кричу, протягиваю руку. Кто-то подал мне руку. Я стал лезть, но руку выпустил и полетел в другую яму”. Свидетельства других очевидцев: "Передо мною упали люди, я на них, на меня следующий. Я лишился чувств, может быть на полчаса, может на час; когда меня привели в чувства и подняли, то подо мной было 10 трупов”. "Я споткнулся об лежащего человека, когда толпа меня понесла, на меня упали несколько человек, и тут я чувствовал, как народ перебегает по тем, которые на мне лежали”.

Другой попавший в давку гражданин, по профессии дворник, уже погибал в проходе между павильонами, когда увидел на крыше буфета человека и закричал: "Помогите!” Человек протянул ему руку, и дворник полез наверх, Другие несчастные хватались за его пояс и не пускали. Пояс был с пряжкой, кожаный. Дворник расстегнул его одной рукой и вскарабкался на крышу, а пояс остался в руках тех, которые ухватились за него. С высоты спасшийся оглянулся на толпу, и его поразила девушка: она была мертвая, но стояла в толпе, сжатая ею, и голова ее то наклонялась на грудь, то откидывалась назад. Таких стоящих мертвых было много, так как упасть им было просто некуда.

Именно там, среди павильонов, погибло больше всего людей. Там становились друг другу на плечи, карабкались под крышу бараков, пролезая внутрь, вырывали доски из стен. Повсюду были слышны крики и стоны. К павильонам подходили все новые партии людей, только усиливая давку и делая ее более энергичной. И без того стоявшие до этого в стеснении граждане, уже обессиленные, не могли сопротивляться вновь пришедшим, Кто падал, того топтали, ходили по ним. В этой ситуации находились и такие, кто влезал на павильоны, ломал крыши и доставал узелки с подарками с верхних полок.

Праздник продолжается

К девяти утра подошло полицейское усиление, и стали убирать мертвых. Побрызгают водой, не оживает – оттаскивают и кладут в три ряда. "Как дрова в сажень”, по чьему-то выражению. Государь встретил один из возов с трупами на Тверской. Он вышел из экипажа, подошел к повозке со скорбным грузом, что-то сказал и, понурив голову, сел в коляску. Императрица вовсе не выходила.

Надо сказать, что поле от следов разыгравшейся драмы было убрано и очищено весьма оперативно. Программа празднования продолжалась. На Ходынском поле играл оркестр под управлением известного дирижера Сафронова, а к 14 часам прибыл Николай II и на поле состоялся парад. Празднества по поводу коронации продолжились вечером в Кремлевском дворце, а затем был бал на приеме у французского посла Густава Монтебелло. Многие ожидали, что если вечер не будет отменен, то, по крайней мере, состоится без государя. Однако Николай II вместе с женой посланника графиней Монтебелло торжественно открыл бал, а Александра Федоровна танцевала с самим графом.

Все это вызвало законное возмущение москвичей.

Слухи и итоги

По Москве ходили всевозможные, подчас фантастические слухи. Говорили о пьяных, угощавшихся водкой около рва еще до трагедии, о том, что толпа насчитывала миллион человек. Было популярным предположение о существовании некоего заговора. Одна дама рассказывала, что еще в ноябре прошлого года она слышала разговор двух мужчин в вагоне по-английски. Они говорили, что во время народного праздника в Москве будет много убитых. В тот раз она рассказала об услышанном полковнику Иванову, служившему при градоначальнике, а уже после случившегося на Ходынском поле телеграфировала великому князю Сергею Александровичу. Впрочем, многие считали ее сумасшедшей.

На Ваганьковском кладбище 19 мая для опознания было размещено 1282 из 1389 погибших. Увечья же, по разным данным, получили от 1500 до 4000 человек. Все это отнюдь не помешало в тот же день великому князю Владимиру, принцу Неаполитанскому и другим приближенным к императорской короне лицам развлекаться у Ваганьковского стрельбой по голубям. Поговаривали, что принц Неаполитанский убил, кроме того, еще и коршуна, что считалось дурным предзнаменованием. Да и в стрельбе по голубям, столь же невинным, как и погибшие на Ходынке люди, тоже было что-то зловещее.

Императорская семья пожертвовала в пользу пострадавших 90 000 рублей и разослала тысячу бутылок портвейна и мадеры для госпитализированных по больницам. На Ваганьковском кладбище воздвигли памятник, посвященный жертвам Ходынской катастрофы. Наказаны были московский обер-полицмейстер Власовский и его помощник. Обоих сняли с занимаемых должностей. Обыватели же во всем винили великого князя Сергея Александровича, как организатора торжеств, и дали ему прозвище "князь Ходынский”.

Автор: О.Швец